— Попробую.
— Попробуешь или определишь?
Алей обречённо прикрыл глаза.
— Не знаю. У меня получалось определить время… Но папа… он может уйти в любой момент.
— Каким образом?
— Завернуть за угол. Скрыться с глаз.
— Значит, облава нужна, — усмехнулся Летен. — Чтобы не мог скрыться. Расставить людей надо. Сказал бы раньше, управились бы скорей.
— Извините.
— Я сам должен был подумать. — И он добавил: — Я, признаться, ждал, что будет просто дача большого человека, с охраной. Документами запасся. Даже ордер на обыск есть. А тут не документы нужны.
Алей незаметно прикусил губу.
— Ясно, — закончил Летен, — подумаем. И ты подумай, поищи. Завтра приеду.
— Летен Истин, — неожиданно для самого себя спросил Алей, — а Рябина вам…
— Она мне Рябина, — коротко ответил Воронов, поднимаясь, но всё же помедлил и сказал, наконец: — За Полянку не переживай. Это дело прошлое. Бывает.
«У вас трое детей», — подумал Алей, но промолчал. Он видел будущее Воронова — в нём была Поляна Родина, любимая и неразлучная, и не было трёх мальчишек-Рябининых. Учитывая же, каким это будущее представлялось… Вполне возможно, что для мальчишек так было и вправду лучше. Образование отец давал им превосходное, а в том, чтобы носить его фамилию (Алей только теперь это понял), на деле не было никакой выгоды. «А Поляна не боится», — подумалось ему и ещё подумалось, что Поляна, наверно, просто не понимает, что это значит — стать супругой Воронова.
Но он был её Пределом. Её великой вечной любовью. Что бы ни принесла ей эта любовь, Поляна всё примет с радостью. Такой уж она рождена. «Если Воронов останется без Предела, так будет даже лучше, — решил Алей напоследок. — Безопасней».
Летен ушёл, а минуту спустя в комнату заглянула Рябина. Алей попросил у неё ещё чаю и выбрался из-под одеяла.
Рябина закончила мыть тарелки и присела за стол, подперла подбородок красивой рукой. Алей смущённо пригубил чай и только потом взглянул на неё. Одной лампочки, заключённой в алый абажур, маловато было для просторной кухни, оконное стекло дышало тьмой, воздух полнился сумерками. Ореховые глаза Рябины темнели, и становилось понятно, что она намного старше, чем выглядит, ей уже под сороковник.
— Алей Веселин, — спросила она, — вы давно с Летеном знакомы?
— Несколько дней.
— Он о вас беспокоится, — Рябина помолчала. — Вы с ним работаете?
Алей замялся и ответил:
— Примерно так.
— Непохожи вы на делового партнёра, — сказала Рябина, — извините. Вам сколько лет?
— Двадцать.
— Зря вы в это ввязались, — просто сказала она.
Алей уставился в чашку.
— Вы правы, — сухо ответил он. — Но так получилось.
— И соскочить уже нельзя? Я знаю. Но вы подумайте, может, получится. Вам лет совсем мало. Я попрошу Летена — вдруг отпустит?
Алей неловко улыбнулся.
— Спасибо, но я…
— Сами, сами, понимаю.
— Он обещал мне помощь, — вдруг сказал Алей. Он не собирался откровенничать перед Рябиной, это выходило как-то помимо его воли. Доктор Рябина собирала анамнез, и глупым казалось что-то от неё утаивать. — Мне очень нужна помощь. И взамен я должен выполнить для него одну работу.
— А кто вы по роду деятельности?
Алей поморщился и коротко ответил:
— Хакер.
— Ясно, — сказала Рябина. В певучем голосе её неожиданно воскресли интонации Летена. — Дело уголовное выходит?
Алей поперхнулся чаем.
— Нет! — прокашлял он, — нет, что вы. Ничего особенного. Просто… информация.
— Информация… — медленно повторила Рябина, отводя лицо. В алых полутенях оно было чарующе прекрасным. Алей смотрел на неё, как завороженный. Слова подбирались к губам и теснились на языке, но он всё не понимал, о чём ему хочется рассказать Рябине, и можно ли рассказать ей об этом.
И вдруг он увидел её тоннель.
Это оказалось поразительно легко и просто. Не требовалось ни малейшего напряжения. Видеть тоннель было так же естественно, как видеть надетую на человеке одежду. Алей заморгал от неожиданности, зажмурился и разожмурился — всё осталось ясно, как было. Рябина Метелина Чалко, невролог в профсоюзной поликлинике, тридцать девять лет, трое сыновей — старшие близнецы Огонь и Пламень, младший Уголёк… Её Вселенная была Вселенной матери. За прожитые годы так велика стала мудрость Рябины, так укрепилось её сердце, что сама она уже незаметно становилась Якорем для тех, кто окружал её. Алей вспомнил, что мать — первый Якорь ребёнка. Всякий, кто попадал в поле силы Рябины, становился для неё дитятей — и Алей, в самом деле годившийся ей в сыновья, и могучие приятели Летена, и даже сам грозный Воронов, которого она любила и боялась. Тихо и покойно делалось им у материнской юбки, под материнской рукой.
Чтобы выйти за Предел и стать настоящим Якорем, администратором, подобным Полохову или даже могущественней его, Рябине не хватало осознанности и воли к власти.
А подтолкнуть её в нужном направлении было очень просто. Пугающе просто. Бросить несколько реплик: спросить, почему такая прекрасная и умная женщина похоронила себя, отказавшись от карьеры, развлечений и личного счастья, почему она живёт не своей жизнью, а только жизнями своих детей. Огонь и Пламень уже выросли, да и Уголёк не нуждается больше в ежеминутном присмотре. Что будет делать Рябина потом, когда они покинут гнездо?.. И грозой поднимутся мысль и понимание, мудрость не исчезнет, но обретёт мускулы устремлений, а власть с радостью подарят Рябине мужчины, которым с ней так тепло.