Полностью перегораживая плечами узкий проход купейного вагона, высился Летен Воронов, и Алей не мог видеть его лица, но знал, что он усмехается.
Перед ним, скрестив руки на груди и скаля в ухмылке сахарно-белые зубы, стоял Ясень.
Ему некуда было бежать. Он слишком поздно почуял опасность, а когда выглянул в коридор, Воронов уже подоспел и сумел отшвырнуть его от двери купе. По правую руку от Ясеня были закрытые двери, по левую — закрытые окна, до противоположного выхода нужно было пробежать несколько метров по узкому коридору и опять-таки открыть дверь. А за спиной у Ясеня стоял Иней и в ужасе смотрел на громадного преследователя, вцепившись с отцовскую куртку.
В скорости реакции Воронов не уступал Обережу-старшему. Оба знали это, и оба улыбались — но разными улыбками.
— Всё, — ласково, почти вкрадчиво сказал Летен. — Как верёвочке ни виться… что там дальше?
Ясень, по-прежнему скалясь и не говоря ни слова, отступил на шаг, и Воронов гибко, по-тигриному подался вперёд.
— Отпусти ребёнка.
— Я его держу? — повёл плечом Ясень.
— Алик, — окликнул Летен, не спуская глаз с противника.
Алей подпрыгнул и выглянул из-за его плеча.
— Иней!
Братишка был бел как мел. Он молча поднял взгляд на Алея и покрепче ухватился за отца. Кажется, Воронов слишком пугал его. Алей напрягся, подыскивая слова — и не успел.
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — с ухмылкой проговорил Ясень. Летен резко выдохнул и подобрался.
Но он тоже не успел.
Рисуясь, по-прежнему скалясь, медленным театральным жестом Обережь-старший поднял руки.
Мир перевернулся.
Ночь сменилась днём в мгновение ока, как будто включили свет. Узкий коридор купейного вагона распахнулся невероятной ширью. Белый потолок стремительно взлетел ввысь и преобразился в белую сияющую ткань облаков. Повеял духмяный лесной ветер, принёс запахи малины и земляники, грибов и папоротников. Пластиковый пол стал мягкой чёрной землёй, ковром травы, песчаной скользью. Близость воды поднималась свежестью в воздухе. Спустя мгновение стало слышно, как Старица журчит на корягах и перекатах.
Когда взгляд прояснился, у Алея перехватило дыхание.
Они с Летеном стояли на берегу Старицы, напротив колышка, к которому привязан был Ялик. Прежнее расстояние отделяло преследователей от преследуемых, но расстановка сил изменилась. Широко расставив ноги, Ясень стоял в лодке. Не терял времени даром — отвязывал Ялик от колышка. Иней не удержал равновесия и сел на ближайшую скамейку-перекладину.
— Инька! — крикнул Алей, бросившись к кромке воды. — Инька!
Братишка посмотрел на него широко распахнутыми глазами и ничего не ответил. Лицо его будто окаменело, превратилось в испуганную маску.
— Алик, — укоризненно сказал отец, — ну хватит. Истеришь, как девочка. Давай поговорим как мужчина с мужчиной.
Алей втянул воздух сквозь зубы.
— Сначала отпусти Иньку, — отрубил он.
Ясень покачал головой.
— Нет. Я хочу, чтобы ты сделал то, о чём я тебя попрошу.
— А я не хочу этого делать! — крикнул Алей. — Я не поведу тебя к Морю! Ты… — у Алея перехватило горло, — ты мог бы прийти как человек и попросить как человек, а ты… стал шантажировать нас и мучить…
Ясень опустил глаза.
— Прости, Алик, — сказал он грустно и легко. — Но если бы я пришёл и попросил, как ты говоришь, — ты бы не смог выполнить просьбу. А теперь — сможешь.
Алей онемел от бешенства. Летен хмыкнул, покосившись на него, и сказал с долей усталости:
— Алик, обсуди условия выдачи заложника.
— Нет-нет-нет! — весёлый Ясень вскинул брови, сделал жест рукой, точно отодвигая слова Воронова. — Никаких условий. Сейчас Алик сядет с нами в лодку, и мы уплывём в светлое будущее. А ты, пожалуй, останешься здесь. Это тоже хороший способ от тебя избавиться. Хотя я предпочёл бы сделать это раньше и… брутальней, — и он расхохотался, закончив сквозь смех: — Улусник мой и раб Летька Московский!
Летен медленно улыбнулся.
Они смотрели друг на друга — пристально, испытующе, радостно и грозно, точно хищники, делящие угодья. Ясень рвался к цели, пренебрегая всем, но он готов был подзадержаться ради схватки с таким противником, как Летен.
Сердце Алея упало.
«Два чудовища, — пронеслось в голове. — Два зла, из которых нужно выбрать меньшее. Я выбрал. Но меньшее ли? И почему я выбрал — его?..» С усилием он оторвал взгляд от Летена. Инька, бедный напуганный Инька сидел, вцепившись в скамейку, и не знал, куда прятаться — а Алей не знал, как помочь ему. Он сглотнул, переступил с ноги на ногу, чувствуя себя бесполезным дураком. Набрал воздуху в грудь.
И острая молния предчувствия обожгла его затылок изнутри. Мелькнуло жуткое видение, охолодившее Алея, но мысли и действия Воронова опережали даже лайфхакерскую интуицию. Не ушами — спиной, затылком Алей услыхал тихий и жуткий щелчок. Мучительная дрожь пробежала по телу, хотя Алей и не успел понять, что это был за звук: ему нечасто доводилось слышать, как взводят курок. В тот же миг правая рука Воронова вылетела из-за пазухи и уверенно распрямилась.
Под нежным небом Старицы, в благоуханном светлом воздухе её прогрохотал выстрел.
Алей едва слышал его. Все звуки заглушил истерический смех Полохова, проснувшегося крайне не вовремя. Демиург бурно наслаждался происходящим и декламировал дикий стишок:
Мы в бессонном карауле
Охраняем связь времён.
Что не сделает закон,
То должна восполнить пуля!