— Круто, — помотал головой Алей. — Ты просто меняешь мою картину мира.
— Может, пригодится, — фыркнул Металл, — Предел ломать.
Алея вдруг захватила странная мысль.
— А ты?..
— Да, — просто ответил Майоров.
— И… — Алей растерялся, — как?
Металл прикрыл глаза.
— У меня не так здорово вышло, как обычно бывает. Но это, скорее, от человека зависит… Когда над чем-то по жизни напрягаешься, даже за Пределом продолжаешь напрягаться. Всё в голове, Алик.
— Понятно, — медленно ответил Алей.
— Зато я могу давать ценные указания, — улыбнулся Металл. — Всегда хотел уметь давать советы.
— Ты умеешь.
— Знаю. По-моему, тебе сейчас выходить.
— Чутьё? — с улыбкой уточнил Алей: Металл был прав.
— Ага. Счастливо. И… всё будет хорошо. Правда.
— Спасибо, — сказал Алей, и, уже выйдя из вагона, через окно ещё раз помахал на прощание своей виртуальной подруге.
«Надо же, блик!.. — хмыкал он. — Блик!» По дороге домой он то и дело встряхивал головой и смеялся. История Сержанта поразила его более всего: Сержант казался поистине брутальным мужчиной. Но в интернете возможно всё, а чем больше параллельных интернетов сходится в одной точке, тем больше возможно… «Наверно, — предположил Алей, — где-нибудь Сержант на самом деле мужчина. А Дейрдре на самом деле женщина. Интересно было бы на них посмотреть».
Облака просыпали пригоршню дождевых капель. Алей вскинул взгляд на небо. «Как там Иней? — подумалось ему. — Какая… погода — там? Может, холодно? Дождь? Вообще зима, а не лето? Папа, ну почему ты приходил — так? Зачем тебе надо было исчезать снова? Я же тоже… я тоже мечтал тебя видеть».
Шумели деревья в скверах Старого Пухово. Здесь и там окна домов отворялись, впуская в тени квартир свежий ветер. В середине дня по дворам бегали только дети, счастливые наступившим летом и каникулами. «Лето пришло, — подумал Алей, — а я не заметил».
— Витя! Витя! — надрывалась в окне пятого этажа Витина мама. — Иди обедать!
— Ну мам! Ну ещё чуточку!
— Витя, иди обедать, суп стынет!
— Ну ма-ам!..
— Завиток Радостин, немедленно идите домой!
По узкому проулку перед домом Алея медленно двигалась тяжёлая чёрная машина. «Комаровский папа», — определил он, а в следующий миг увидел и Комарова-младшего с собакой Лушей.
Лёнька заметил его раньше и уже мчался наперерез.
Алей улыбнулся, но улыбка его быстро истаяла. «Сейчас спросит, где Инька», — понял он, и на душе стало нехорошо. Надо быстро изобретать какое-нибудь враньё, хоть противно и тошно врать Клёну…
— А-а-алик! — заорал Лёнька издалека. — Привет, Алик! Ты как? Хорошо, что ты тут! А то бы я до вечера тебя ждал!
— Что? Лёнь, ты с ума сошёл? — Алей ускорил шаг.
— Алик, а когда Иня вернётся?
Алей остановился, и Клён с Лушей налетели на него, как перехватчики на цель: с двух сторон взяли в клещи.
— Что? — переспросил он, отстраняя заполошного Лёньку.
— Алик, когда Иня вернётся? — требовательно закричал Клён, от волнения подпрыгивая на месте. Колли поскуливала и пыталась встать лапами Алею на грудь, он с трудом от неё отмахивался. — Ну, из лагеря своего?
— Из лагеря?
— Ну, он же в лагерь летний уехал, тётя Весела сказала. Его насильно услали, да? Он мне ничего не говорил. Это Лев Ночин его услал? В кадетский лагерь, да? Чтоб он был как пацан? А я бы с ним поехал! Мы же друзья! Даже в кадетский поехал, пускай бы меня тоже постригли, потому что друг должен быть рядом! Правда, Алик? Скажи, правда? Друг всегда рядом!.. Зачем его услали без меня?!
— Лёнь, замолчи, пожалуйста… — пробормотал Алей. Он чувствовал некоторое облегчение: мама придумала всё за него.
— Алик, ну когда Иня вернётся?
Алей глубоко вздохнул.
— Я не знал, что его услали в лагерь, — медленно ответил он и заставил себя взглянуть в молящие, потерянные глаза доброго Лёньки. — Я туда позвоню. Если Ине там не понравится, я сразу его заберу.
— Ага! — выдохнул Лёнька. На ресницах его вдруг закипели слёзы. Алей пересилил себя и ободряюще улыбнулся, потрепал его по макушке.
— А может, — сказал он, присев на корточки, — может, Ине там понравится. Тогда он чуть попозже приедет. Ты не обидишься, если он приедет чуть попозже?
— Нет, — тихо ответил Клён, — не обижусь.
«Инька, Инька, — думал Алей, — от Шишова ты сбежал и маму бросил, а как же ты Лёньку-то бросил? Как забыл о нём? Он тут без тебя… как часовой, у которого знамя пропало. Что ж ты так, Иня».
Он выпрямился: подходила мама Лёньки, рыжая, красивая Изморось Надеждина. Она коротко посмотрела на Алея и надменно извинилась перед ним.
— Клён, — сказала она сыну, — пойдём домой. Папа очень недоволен. Мы искали тебя четыре часа.
Губы Лёньки сошлись в ниточку. Он обернулся к матери и выпрямил спину.
— Мама, — твёрдо и спокойно ответил он, — я гулял с собакой.
— Алея Веселина ты доставал, — сухо бросила Изморось.
— Нет-нет, — поторопился Алей, — я только возвращался с работы. Изморось Надеждина, Лёня хороший мальчик…
— Лёня ушёл гулять и пропал. Мы чуть с ума не сошли, — ответила Изморось устало и зло. — Уже готовы были в больницы и морги звонить. А он мобильник посеял где-то. Лёня, идём.
— Хорошо, — чужим, ровным голосом сказал Комаров.
Мать взяла его за руку, и он вдруг порывисто глянул на Алея, вскинул брови, несчастный, одинокий, и попросил:
— Алик, а ты когда Ине позвонишь, ты мне позвони, пожалуйста, ладно? Ты мне скажи, когда он вернётся!
Алей сглотнул комок в горле.