Иней засопел и кивнул.
— Мама, наверно, волнуется, — сказал он грустно и спросил: — Алик, а почему папа такой? Он раньше тоже такой был?
— Какой?
— Ну… такой, — Иней неопределённо повёл рукой в воздухе. — Как будто что-то знает и не говорит. Как будто куда-то идёт — и не поймёшь, куда. Как будто ему что-то очень нужно, но…
— Но что?
— Не знаю, как сказать, — Иней зажмурился. — Как будто это секрет какой-то, и он никому не может сказать. Но очень хочет сказать.
Алей скрипнул зубами и как мог мягко ответил:
— Я думаю, мне скажет.
— Наверно… — и Иней вдруг приободрился, точно лишь сейчас понял, что старший брат наконец вместе с ним. — Алик, знаешь, я тоже много-много всего видел! Ещё больше, чем ты. Папа столько всякого знает, столько показал. Я Нефритовую Электричку видел, вот, мы на ней ехали! На ней дядя Семён тридцать лет едет и столько же ехать будет.
— Нефритовая Электричка? — настороженно переспросил Алей: молния озарения зажглась позади глаз, но он никак не мог уловить её.
— Да, — вдохновенно сказал Иней. — Она такая красивая! Едет по серебряным рельсам, а вокруг… очень красиво. Лес такой. Светится.
— Светится — лес?
«Старица, — понеслись, спотыкаясь, мысли, — Река Имён…»
— Туман, — сказал Иней, — и облака. И лес такой очень-очень красивый. Как в кино, даже лучше. У папы там палатка стоит. Мы там ночевали. Прямо в Верхнем мире у папы палатка, круто, правда?
«Нет, — разочарованно подумал Алей, — не Старица. Там же нет ночи».
— И мы оттуда выходили в разные места, — сказал Иней. — Я даже не знаю, как это так. Сначала в одно место, потом в совсем другое, потом вообще в центр города прямо из леса.
«Старица — это демонстрационная версия, — понял Алей, — с ограниченными возможностями. Возле Реки бывает ночь. Значит, папа действительно выходил к Реке».
— И сюда мы тоже из того леса попали, — продолжал Иней, — я теперь вспомнил. Мы в палатке спали, мне было грустно очень. Я скучал по тебе. И я сказал папе: «Папа, я скучаю по Алику», — а папа сказал: «Тогда пойдём к Алику», — и мы пошли в лес и нашли там коней. Моего Этигэла и папиного Шонхора. И мы поехали… — Иней запнулся, — и приехали сюда, — закончил он растерянно.
Алей молчал.
Клубилась пыль, поднятая копытами ордынских коней. В серых тучах блестели, как молнии, острия копий.
— И утром ты проснулся в юрте, — медленно сказал Алей.
— Да, — Иней потупился. — Алик, а ты как сюда попал?
— А я заснул и тоже тут проснулся, — Алей улыбнулся, не желая пугать брата. — Я очень хотел тебя найти, Инь. Я тоже очень скучал. А папу ты видел уже? В смысле — здесь?
— Нет, — ответил Цан-тайджи. — Папа командует войском. Объезжает передовые тумены. Улаан, а почему московиты непокорные? Все покорные, они нет.
— Подожди, — сказал Улаан и задумался.
«Я видел Нефритовую Электричку, — сказал он себе, — видел, как она идёт по берегу озера, в лесополосе. Из Старицы, которую показывала мне Осень, к этому озеру выхода нет. Значит, оно — часть речной системы, и Электричка тоже часть системы. Я видел Реку Имён…» Это внушало некоторый оптимизм. «Если я мог увидеть Реку, — думал Алей, — значит, я могу к ней и выйти. Тем же путём, что и папа. А потом вернуться домой, вместе с Инькой. Пускай это будет план „Б“. Всегда нужно иметь план „Б“. Если я не найду админа, то найду способ выйти к Реке, и пусть Вася сам ищет своего проксидемона».
И мысль о проксидемоне потянула за собой другую мысль, которая сплелась со словами Цана, породив новое пугающее озарение. «Не жалко тебе отца? — хихикая, спрашивал когда-то Алея Нириэкс, Демон Отдельного Времени. — Летен его раздавит».
Улаан облизнул внезапно пересохшие губы.
Монгольские тумены шли к реке Немясте, навстречу русскому войску, во главе которого стоял беспощадный московит Летен.
Налетел порыв ветра, пригнул травы. Трубно перекликаясь, в поднебесье летели лебеди. Алей проводил их взглядом и заметил ястреба, который стремительно приближался со стороны войска. Должно быть, кто-то из ханов решил пренебречь приказом и позволил себе охоту на марше… узнает великий — будет в гневе.
«Улаан должен был увидеть, чем кончится эта битва, — подумал Алей. — Я и так знаю. Удивительно, что папа не отдаёт себе отчёт… Или у него другая цель? Я не понимаю его. Я не могу его предсказать».
Он не оборачивался, хотя уже слышал стук копыт: кто-то скакал к ним. Он подумал, что это, как всегда, Ирсубай, но нет — то был незнакомый нукер, сивоусый, со шрамом на пол-лица. Остановив коня, воин коротко поклонился и сказал:
— Царевич, твой великий отец приказывает тебе явиться к нему. Он с передовым туменом.
— Я немедленно отправлюсь.
Нукер снова поклонился и ускакал.
Алей повернулся к брату. Иней напряжённо смотрел на него, терзая в пальцах камчу.
— Я вернусь, — сказал Алей в ответ на молчаливый вопрос, — и мы поговорим ещё.
Он окинул сощуренными глазами горизонт — от края до края земли вставала мгла над нескончаемыми колоннами конницы. Выше неё плыли туги-знамёна и значки туменов. Алей уже изготовился хлестнуть коня, но невысказанные слова поднимались к горлу, и он задержался на миг, только сказал совсем не то, что хотел. Не надо было Инею волноваться о нём, маленький и так намучился… Алей улыбнулся и сказал:
— Не грусти, Толстый!
Вопреки обыкновению, Иней не обиделся. Братишка засмеялся и ответил Алею:
— Не буду, Тощий.
Алей прыснул и, не медля уже больше, свистнул в воздухе упругой плетью.