Алей не сразу понял, что она так шутит, а поняв, нервно хохотнул.
— Осень, ты меня напугала.
— Я тебя мотивировала, — заметила та. — Я, в конце концов, твой начальник, — она снова шутила, даже голос стал живее и веселей, но в шутке заключалась и доля правды. Алей в задумчивости потеребил нижнюю губу.
— Сколько у меня времени?
— Около недели. Если ты, конечно, не научишься оперировать временем сам. Я в тебя верю. Пока, Алик.
Сложив телефон, Алей долго сидел, глядя в одну точку. «Все меня мотивируют, — подумал он наконец с досадой. — Папа, Летен, Вася, Осень. Даже Клён. Проще сказать, кто меня не мотивирует. Достали!» И с мстительным чувством он подумал, что сейчас достанет Васю и сам его мотивирует. Пускай сумасшедший полубог и автор зловредных сервис-программ отучится спать и капризничать, когда он нужен.
Повинуясь интуиции, он начал ассоциативный поиск не с проксидемона, что было бы логично, и даже не с самого Васи, а с монорельса с окном Васиной квартиры. Красивый бело-голубой поезд напоминал гигантскую игрушку, забавы ради вынутую из другого мира — из мира старой фантастики, где каждый был честен и светел и горел на любимой работе.
Любимая работа.
Ялик. Датацентры Ялика. Админы Ялика.
Вселенские админы.
И воскрес визионерский дар; но больше Алей не забывал себя и свою цель в ярком калейдоскопе.
Он увидел коридор и тяжёлую металлическую дверь. Вспомнил, что её поставили Васины соседи, без спросу прихватив заодно и квартиру админа. «Замуровали демона», — подумалось Алею. Дверь была заперта — и в буквальном смысле, и в метафорическом. Вася не хотел, чтобы его тревожили. Алей не собирался отступать. Усилием воли он переместил себя, превратившегося в точку восприятия, вперёд, и оказался в холле Васиной квартиры.
Место это меньше всего походило сейчас на квартиру.
Здесь владычествовала тьма. Не было стен. Пол и потолок оттолкнулись друг от друга и со страшной скоростью уносились в разные стороны. В бархатном мраке кружились бриллиантовые капли, вспыхивавшие вдруг: то ли шаровая молния, то ли звёздное скопление… В неверном свете прорисовывались очертания тёмных ущелий. Видна была стремнина ветра, несущего яблоневые лепестки и лазурных, лиловых, серебряных бабочек с причудливыми зигзагообразными узорами на крыльях; порой эти круто изломанные или плавно вьющиеся линии складывались в очертания тел живых существ — людей или их отдалённых подобий. Метались незнаемые одушевлённые тени. Клубились плотные облака и превращались нежданно в матово-жемчужного цвета ладони, пересыпавшие тёплого, телесного оттенка жемчужины…
И всё это были слова. Структурно-семантические, номинативные и когнитивные единицы. Кто-то говорил, спокойно и рассудительно, не планируя ни чудес, ни эффектов. Невероятными картинами его речь представала Алею; и интуиция подсказывала ему, что это так, но даже лайфхакерский дар не мог помочь ему понять этот язык, мог лишь подсказать, что для понимания требуется нечто большее.
«Чертовщина», — подумал Алей и сделал ещё шаг.
Стало тихо.
…В забитой хламом комнате, где висела клетка попугая Эна, оказалось, как в прошлый раз, тухло и пыльно. Странным образом стало ясно, что админ дома — но не вполне дома. Большая часть Васи отсутствовала. «Вот дела, — подумал Алей и беспечно пригрозил: — Придётся давать пинка». Он удивлялся только сам себе: тому, что совершенно не испытывал удивления. Происходящее казалось простым и естественным, абсолютно нормальным, и даже случайно подслушанный обрывок высшего разговора не внушал благоговения. Алей поразмыслил, разыскивая способ дать пинка ближайшей части расщеплённого админа, и вспомнил слова Осени: заклинание, которое снилось ему в ином мире и было кодом рассечения границ. Не медля, он начал:
— Скалистое поле. Молнии мечут славу. Две чашки горя. Летит фотография птицы…
Что-то завибрировало — совсем рядом и совершенно беззвучно.
Потом резкая вспышка ослепила Алея. Послышался громовой Васин мат, и Алей, не теряя присутствия духа, вернулся в самый простой способ восприятия — в собственное тело. Он убрал волосы за уши и усмехнулся.
— Мать твою! — обиженно орал демиург. — Это нечестно! Это непорядочно! Это, в конце концов, неприлично! Ты чем думал вообще?!
Алей подхватился на ноги и встал на тахте. Так он был вровень с Полоховым.
— А Осень подставлять прилично? — со спокойным напором произнёс он. — Бросать её на произвол судьбы прилично? Ты ведь её вроде как любишь, Вася.
Админ замолчал и посмотрел на Алея с ненавистью.
И ещё раз посмотрел.
Потом открыл в центре лба третий, вертикальный глаз и посмотрел снова.
— Да чтоб тебя!.. — простонал он, убедившись, что грозный его вид не производит на Алея никакого впечатления. — Ты хоть понимаешь, что ты сделал?
— Разумеется, — Алей соскочил на пол. — Я выдернул тебя… откуда?
— С совещания, — жалобно сказал Вася. — Прямо с совещания.
Выглядел Полохов нелепо и дико. Во-первых, его тёмно-лиловый третий глаз смотрел с глупым и печальным коровьим выражением. Во-вторых, демиург светился неприятным химическим светом. Ярче всего сияло некое подобие крыльев, в которые он заворачивался, как в банную простыню. Человеческие глаза Васи напоминали лампочки: побледневшие и прозрачные, они испускали лучистый блеск, как будто голова Полохова была пуста, и внутри сверкал дуговой разряд. В-третьих, Вася висел в воздухе сантиметрах в пятнадцати от пола.
— И не смотри на меня так, — сказал Вася Алею с ожесточением. — Я не виноват. Я не идиот. Хотя похож. Ну не успел я переодеться! И вообще, если уж ты смог меня достать, мог бы и зайти за мной по-человечески.