Море Имен - Страница 152

152

…И Полохов, Вася-демиург, преградил ему путь.

— А ему там удобней, — напомнил голос в голове Алея. — Ему так понятней.

Морозец сбежал по спине. Алей открыл глаза, судорожно встряхнулся, озираясь, и запоздало вспомнил, что слышит Васю только он сам.

«Вася» — неуверенно подумал он.

— Я, я. Ты руки-то не распускай, ордынец.

«Извини».

— Да я-то тут при чём? — удивился демиург. — Я так, поржать пришёл. Сколько этических ограничений придумывает человек, который мало что может, и как они разлетаются сразу, только он власть почует. Да не хнычь ты, это естественно. Меня в своё время тоже дрючили. Ты вспомни, что ты сам мне говорил раньше. Или не мне? Осени? Чёрт, я не помню, неважно. Ты вроде хотел лайфхакинг бросить, потому как не знал, во что выльются систематические взломы Пределов в масштабах мироздания. Мироздание, скажем прямо, как-нибудь это переживёт. Но всё равно не надо шаловливыми ручонками в чужих судьбах копаться. Ты не Золотой Шар, чтобы счастья всем даром. Ломать — не строить.

— Я понял. — Забывшись, Алей сказал это вслух, и на него обернулись. Вася немедля исчез.

Алей остался наедине с тремя хмурыми спутниками.

Корней быстро утратил к нему интерес и вновь задремал, устроившись поудобнее в водительском кресле. Иное дело Волен. Он и раньше бросал на Алея заинтересованные взгляды. Теперь он смотрел на него неотрывно, улыбаясь вежливо, но чуть развязно. В первобытной иерархии, которая определяла и строй мыслей, и всю жизнь Волена, ранг Алея был ниже его собственного, но Алей принадлежал Летену, альфа-самцу и вожаку стаи, и потому к Алею надо было относиться с почтением, не забывая, впрочем, о настоящем положении вещей… «Тьфу ты», — подумал Алей беззлобно. Невероятно хитрые и в то же время невероятно примитивные соображения Волена его скорее смешили. Разум Волена открывался легко. Легче было читать его напрямую, чем искать что-то в информационном пространстве. «Дважды судим. Первый раз по малолетке. Оба раза — за многочисленные кражи. Ещё в двадцати одной краже не сознался, три приписаны другому вору, восемнадцать остались „висяками“. Освобождён условно-досрочно за примерное поведение. Зачем он Летену?»

Но мысли Воронова читать было намного сложнее.

Сложив телефон и сунув его в карман, подошёл Летен. Сел в машину рядом с Алеем, откинулся на спинку сиденья, потянулся, крякнув. По лицу его скользнула тень улыбки.

— Понял? — переспросил он у Алея, и Алей машинально кивнул. — Тогда поехали.

«Блик! — подумал Алей. — Он решил, что я уже нашёл дорогу». Но возражать он не стал. Он уже знал, где сейчас Иней, а провесить тоннель мог за долю секунды.

— Куда теперь поедем? — спросил Корней.

— Куда угодно, — ответил Алей. — Нужен отрезок дороги или глухой переулок, где машину некоторое время никто не будет видеть.

Корней поразмыслил, почёсывая нос.

— Глухой переулок? — пробормотал он. — Глухих много, но чтоб такой, где никого нет… На Шаболовку, что ли, поехать, где цеха? Нет, там машин много. В парках народу полно. Придётся за город.

— За город, так за город, — согласился Летен и окликнул: — Волен!

Волен торопливо обернулся через спинку сиденья.

— Ты сегодня много чего увидишь, — сказал Воронов. — О том, что увидишь, молчать до гроба. Понял?

Улыбка бывшего зэка сделалась ещё шире, он захихикал:

— Обижаешь, начальник!

— Начальник твой на зоне, — очень мягко поправил Воронов. — Меня Летен Истин зовут.

Волен съёжился и побелел.

Корней тронул машину с места и включил музыку. На диво хороший вкус оказался у него: в джипе зазвучал Мендельсон, «Рондо каприччиозо». Джип выехал со двора, миновал известковый белый проулок с чередой ржавых гаражей, притормозил, пропуская маму с детской коляской. На улице было светло, зелено и пустынно, но вдали гуляли ещё две молодые мамы, навстречу им шёл старичок с палочкой. Солнце сияло ярко — ярче не бывает… Корней вырулил к шоссе и поехал по направлению к Новому Пухово. Алей бездумно смотрел в окно. Считав тоннель Волена, он смог отгородиться от неприятных ощущений и теперь просто ждал. Сколько ещё продлится преследование? День, два? Ясень не позволит настигнуть себя так легко. Но старший сын стал равен отцу. Скоро он его догонит… «И всё-таки папа был прав, — подумалось Алею. — Конечно, методы у него скверные. Но он добился своего. Я иду за ним след в след. Только к Морю я его не поведу, ни за что. Я не хочу».

Показались белые высотки Нового Пухово. Тротуары стали совсем безлюдными, но по шоссе то и дело пролетали одинокие машины. В полуоткрытых стеклянных коробках автобусных остановок ждали люди — где один, где двое. Тем, кто искал полного одиночества на дороге, нужно было ехать дальше.

Клёна с неразлучной собакой Алей заметил издалека. Но полудрёма долгого пути уже владела им, и опомнился он, только когда машина уже проехала дальше, метров полста.

— Корней, извините! — торопливо окликнул Алей. — Можно остановиться? Ненадолго.

Тот что-то хмыкнул и притормозил. Выскакивая из машины, Алей решил, что вышло даже удачно. Чужие люди далеко, с Лёнькой удастся поговорить почти что наедине.

Клён сидел на автобусной остановке, на новой, блестящей металлической скамейке и смотрел себе под ноги. Его колли, примостившаяся рядом, тоже выглядела понурой — не смотрела по сторонам, не принюхивалась. Тихо, согласно грустили рыжая собака и её рыжий хозяин, одинокие, потерявшие лучшего друга.

Алей быстро шагал к ним. Он не знал, о чём, собственно, хочет поговорить, но очень чётко помнил, что Лёнька стал финальным звеном ассоциативной цепочки. Был вокзал, был дождь, был поезд в чужой город чужого мира, но закончился поиск всё же на рыжем пареньке. «Лёнька что-то подскажет, — предположил Алей и тотчас почувствовал, что предположение верное. Сердце заколотилось: — Будет ещё одна ключевая точка. Возможно, решающая».

152