Море Имен - Страница 34


К оглавлению

34

Алей вздохнул.

— А я… до сих пор… — исчезающим шепотом продолжала Весела. — Ведь как вчера он еще здесь был… до сих пор, веришь, не верю, что умер… такие, как он — не умирают… До сих пор люблю его как живого!

Алей отвёл взгляд. Снова прижал маму к себе, стал гладить по голове, по узлу волос, пронзённому шпильками, по тёплой шее.

— А с Шишовым как же? — печально спросил он. — Я думал, ты его… Я поэтому тебе и советовал замуж выходить.

— Я…

Она вдруг умолкла и отстранилась. Вытащила из сумочки платок, зеркальце, стала вытирать расплывшуюся подводку, облизывая уголок платка. Лицо у неё сделалось сосредоточенное и знакомое-знакомое: совсем малышом Алик любил смотреть, как мама наводит красоту у зеркала. Рядом с зеркалом висела бронзовая чеканка: колдунья с чашей огня. В молодости мама была красивая, точно как та колдунья… и сейчас тоже — красивая.

Алей молчал. Ждал.

— Раньше так не было, — сказала мама грустно, но уже спокойно. — Пойми, Алик… Я, наверно, привыкла, что Яся ходит в походы, и мне казалось, где-то глубоко внутри казалось, что он всё ещё в походе и однажды вернётся. Вот я и тосковала… не очень сильно. А как замуж вышла, стала жить с мужем — каждая мелочь, каждое слово напоминает, что это не он, что его больше нет… Лёва меня любит, он всё терпит, но я и сама понимаю, что нельзя так.

— Мама, зачем ты за него вышла? — тихо спросил Алей. — Ты же его не любишь.

— Ах, сына… — она прикрыла глаза, — налюбилась я на своем веку. Это ведь больно, милый, очень больно, особенно когда… вот так потом… Пусть теперь меня — любят.

Алей ничего не ответил.

Обратно они шли молча, и только у самого подъезда Алей спросил:

— А как Иня?

— Иня на классный час пошёл, скоро придёт, принесёт отметки… Ты знаешь, Лёва сказал, что он сорвался и больше так не будет.

— Кому сказал?

— Мне.

— А Инею?

— А что? — удивилась Весела, — Иня маленький… Знаешь, тут и я виновата. Я всё время перед Лёвой о Ясе рассуждала, довела человека до трясучки, а тут вдруг Иня ту же песню запел… чужой ведь сын, пасынок, Лёва старается ему отцом быть, и вдруг такое отторжение.

Алей помрачнел.

— Он извинится?

— Кто?

— Лёва. Перед Инькой.

— Ты что, с ума сошёл, — мать заморгала от удивления; веки у неё были припухшие, глаза покраснели от недавних слёз. — Взрослый человек, должен быть авторитетом…

— Понятно.

«Я ничего не могу сделать, — Алей впился ногтями в ладони. — Раньше мама такой не была. Это она Шишова наслушалась, или бабок каких-нибудь в церкви… авторитет. Тьфу. Чтобы папа об авторитете рассуждал — представить не могу. Ему это надо не было. И Воронову не надо, хотя он-то как раз авторитет… Тут есть только один выход. Нужно каким-то образом раз и навсегда закончить дела с Вороновым. А потом забрать Иньку к себе».

— Алик, — сказала мать, отпирая тамбур этажа, — а ты не хочешь всё-таки пообедать? Скоро Иня из школы придёт, можете вместе пообедать, учёбу обсудите. Ты ведь у меня отличник, медаль бы получил, если б в экстерн не пошёл, а Иня что-то…

— Нет, — ответил Алей, — нет, спасибо. Пойду я, мам, может, ещё в институт успею.

— Вот, — заулыбалась та, — узнаю моего Алика.

Алей натянуто улыбнулся: он врал. Сегодняшний день он собирался посвятить поискам фрагментов кодовой цепочки для Воронова.

— Мама, — предложил он, — я вижу, тебе сложно… может, тебе к психологу пойти? Он что-нибудь скажет, поможет…

— Алик! — Весела возмущённо вскинулась. — Как тебе не стыдно такие вещи матери говорить!?

— А что? — смешался он.

— Психическую тоже нашёл! Всё, всё, давай не будем ссориться, чтоб я больше такого не слышала. Очень ты умный, Алик, идеи у тебя… всякие. Необычные.

— Извини, — он развёл руками, силясь не засмеяться. — Не хотел тебя обидеть. Ладно, мам, до встречи. Счастливо.

Весела улыбнулась и поцеловала его в щёку.

Иней Обережь шёл домой.

Ветер неприятно холодил бритую голову. Иней со скукой глазел по сторонам, еле переставлял ноги, запинался об рюкзак и об пакет со сменкой.

Домой не хотелось.

Он был один.

Комарова отец в пятницу увёз на дачу, а обратно привёз сегодня поздно утром, и в школу Лёнька уже не успел; если бы Иней сказал «приходи» — Клён бы пришёл, но Иней сказал «не надо». Ему сейчас не хотелось видеть даже Лёньку.

Потому что на самом деле он был один.

Совсем.

У мамы новый муж. Она стала другой, чужой. У Алика девушка, а будет невеста и жена, он тоже станет совсем чужим. Иней ему только помешает. Лёнька друг, каких мало, друг как в песне — в беде не бросит, лишнего не спросит, настоящий верный друг… но друг — это не семья.

А папа Инея умер за полгода до его рождения.

Никого нет.

…Иней закрыл глаза и некоторое время шёл так, вслепую, просто ради эксперимента: закружится голова или не закружится, оступится он или не оступится? Солнце било сквозь веки. Ровно, протяжно, будто мирные звери, гудели провода. По магистрали вдали проносились машины, а рядом всё было тихо. «Пойдём с Лёнькой в лес играть, — подумалось Инею. — С собакой. Каникулы же наступили, больше уроков учить не надо. Будем каждый день гулять. Если дождь не пойдёт».

Иней проморгался и отметил, что сошёл с середины тротуара к самой кромке. Он вскинул рюкзак на плечо. «А если дождь пойдёт — в гости ходить будем друг к другу, — решил он, — под зонтиками».

От этой мысли тоска отпустила и чуть-чуть потеплело на сердце. Иней улыбнулся украдкой.

Всё-таки каникулы наступили. Свобода!

34