Море Имен - Страница 62

— Слушай, Инька, — сказал он. — Песня взрослая, но тебе должна понравиться. Я хотел тебе её спеть.

Иней не отвечал, только смотрел на него неотрывно — расширенными, очарованными глазами.

Ясень запел.

Наклей на белый альбомный лист
Алый кленовый лист.
Считал мальчишка, что любит риск —
Всё ещё любит риск.
Гляди, прошло тридцать девять лет,
Горит, не гаснет весёлый свет,
И я считаю, что смерти нет —
Я оптимист.

Тридцать девять лет,
Сорок вьюжных зим
Словно полчаса.
Я добыл ответ,
Я теперь один,
Всё — сам.

Опять весенний ручей звенит
И телефон звонит.
Вместилась вечность в единый миг
и пролетела вмиг.
Оплачен счёт и окончен бой,
Моя дорога ведёт домой,
И до последней травинки — мой
Зелёный мир.

Тридцать девять лет,
Несколько минут,
Всюду миражи.
Я добыл ответ,
Я останусь тут.
Я — жив.

Наклей на белый альбомный лист
Алый кленовый лист…

Иней сидел, закрыв глаза. Голова кружилась. «Папа жив, — повторял он про себя, — папа останется тут. Со мной…»

Ясень фыркнул чему-то, отложил гитару и поднялся.

— Давай, — сказал он, — Инька, разувайся, снимай джинсы и лезь в спальник. В тот лезь, который слева, он теплее.

Когда Иней проснулся, было уже совсем светло. Из-за полога тянуло вкусным. Папа, насвистывая, жарил на костре сосиски. Протирая глаза, Иней разнеженно улыбнулся — всё осталось как было, папа с ним, это не сон, чудеса продолжаются… Он сладко зевнул, замяукав, и папа рассмеялся.

— С добрым утром, сын! — окликнул он.

— С добрым утром, папка.

— Собирайся, умывайся, завтракать будем, — сказал папа. — А потом домой поедем. Не всё ж в лесу жить, как медведям. Был бы ты лет на десять постарше, тогда может быть, — Ясень снова засмеялся. — А пока что тебе под крышей жить надо.

— Ладно, — не стал спорить Иней, хотя в палатке он отлично выспался и успел прийти к выводу, что это и есть самая правильная мужская жизнь.

«А Шишов дурак, — удовлетворённо подумал он. — Тоже мне! „У парня стрижка должна быть три миллиметра! И ни миллиметром больше! А иначе он девчонка!“ Вон у папки моего какой хвост, до ремня достаёт. А ты, гадский Шишов, его забоялся». По пути к ручью Иней всё вспоминал, как Шишов забоялся папку, и злорадно хихикал.

Солнце не выглядывало из-за облаков, но и дождя небо не обещало. Ручей весело бежал по камням. Иней присел на корточки, разложил на мху зубную щётку, мыло, тюбик пасты и стал умываться. Вода была ледяная. Пальцы враз перестали слушаться, а по спине побежали мурашки, но Иней скрепился духом и поблажки себе не дал.

Вернувшись к палатке, он увидел, что папа накидал жареного уже целую плошку с верхом. От мясного запаха Инеевы кишки скрутил волчий голод. Он принял у папы свою долю и начал стремительно уминать завтрак.

Папа смотрел на него и улыбался.

— Вкусно?

— Вкусно!

— То-то же.

Потом он протянул Инею большую чашку горячего чая и пару печений. Печенья были такие же, как дома, и вдруг Иней вспомнил маму.

— Пап, — сказал он, — а как там мама? Она волнуется, наверно. Мы вчера так убежали… а она плакала…

Папа достал из нагрудного кармана мобильник и показал Инею.

— Отсюда не ловит, — сказал он, — так я утром к платформе ходил, оттуда ловит. Я маме позвонил и предупредил её, что мы лето поживём вместе. Хочешь, попозже сам позвонишь.

Иней кивнул. Звонить, если честно, ему не очень хотелось. Он и так знал, что будет. Мама заплачет, изругает его и велит вернуться немедленно. Чего доброго, вылезет мерзкий Шишов и станет говорить гадости: скажет, что мама неправильно Инея воспитывала, и начнёт указывать ей, как воспитывать детей правильно. Налысо брить и всё такое. «Ну их совсем», — подумал Иней и спросил:

— А где мы жить будем?

— Как где? — удивился папа. — Я же сказал — на даче.

— На чьей.

— На нашей, дурья башка, — и Ясень засмеялся. — Сейчас пойдём ловить зелёный поезд. Он нас довезёт куда надо. Я там где-то, кстати, и машину бросил.

Тут у Инея возникли два вопроса, большой и маленький. Но сразу задавать большой вопрос он сробел, поэтому спросил:

— Пап, какой зелёный поезд? Они тут всё зелёные…

Папа фыркнул. Потом наклонился вперёд, точно собирался сказать что-то тайное, и звучно прошептал — серьёзно, безо всяких подначек:

— Тут ходит волшебный Зелёный Поезд. Он же Нефритовая Электричка. Он же Изумрудный Экспресс. На нём куда хочешь доехать можно.

Иней не поверил. Он верил в то, что папа смог выжить в горах, потерял память, а потом снова всё вспомнил — ведь папа сидел напротив, живой и весёлый. Но Иней был уже не настолько маленький, чтобы верить в волшебные поезда. Он решил, что папа смеётся над ним. Но обижаться не стал — такой уж шутник у него папа! Только сказал солидно:

— Ладно. Пошли на поезд.

Посуду они помыли и сложили, а палатку Ясень собирать не стал. Всё оставил — и спальники, и котелок. Взял только гитару в непромокаемом кофре. «Ничего тут палатке не сделается, — сказал он, — а надо будет, мы сюда вернёмся. Пускай стоит, дожидается». Потом он вскинул на плечо Инеев рюкзак и уверенно зашагал в лес — в прозрачный, медный сосновый бор, за которым маячили тёмным пологом седые еловые пирамиды. Иней направился за ним.

И вдруг понял, что не помнит дороги.

Они пришли сюда ночью, в полной темноте. Папа светил фонариком, но видно всё равно ничего не было. Папа шёл по привычке, у него ноги дорогу помнили. Но Инеевы ноги тоже не всё забыли: они шли по болотцу, а потом по плетёнке подсохших трав, которые цепляли за штаны. И все руки себе Иней расцарапал о неплодоносную малину.