Машина шла прямо, прорезая туман светом фар. Мелькали укутанные в белизну, точно призрачные стволы сосен и тёмные высокие гребни ельника. Дорога оставалась пустой.
— Эге, — пробормотал Корней, — а посёлок-то где? Поворот должен быть… Тут нет развилок.
«Тут нет развилок, — в ужасе повторил Алей про себя, сжимаясь на кожаном сиденье, которое стало вдруг холодным и жёстким. — Тут… я сделал развилку».
Он озлился на себя за глупые мысли. Немедля ему пришло в голову, что из-за него подвергают себя опасности трое совершенно посторонних людей. От этого стало ещё хуже. «Я ничего им не сказал, — отчаянно думал Алей, — они не знают, на что пошли. Нет, я же предупредил Летена, что папа вооружён. Они знают, что он вооружён. Но я не сказал, куда мы едем на самом деле. Я не мог сказать. Они бы не поверили, никто бы не поверил. Но получается, что я… подставляю их… но…» Он болезненно зажмурился и стиснул зубы. Реальность оказывалась какой-то непомерно страшной — куда там планам и теориям. Она была слишком простой и настоящей. Непредсказуемой.
Лес тем временем кончился.
Дорога пересекала поле, обрамлённое, как камень оправой, тёмной зеленью чащи, и в этой неглубокой чаше туман стлался по самому донышку, не загораживая обзор.
— Что за чёрт, — тихо сказал Корней. — Тут должны быть дачи. Развилок нет. Дачи где?..
Алей осторожно глянул на Летена.
Воронов улыбался.
— Я же обещал, что будет интересно, — сказал он Корнею. — Сохраняй спокойствие.
— Сюрпризы у тебя, Лёд, — неодобрительно отозвался Корней.
Май промолчал.
Алей подумал, что побратимы-десантники его и за человека-то не считают. Эта мысль его почему-то успокоила. Всю ответственность брал на себя Воронов. Он был тем человеком, которому ответственность можно отдать. Хозяином. Алей подумал, что Воронов многого добьётся и сам, без взлома Предела. Пожалуй, он даже не поймёт, что отданный ему код был фальшивым. Эта мысль окончательно его умиротворила.
Корней озадаченно ворчал и требовал от Мая ответить, где они находятся. Май возился с навигатором, чертыхался, а потом сказал, что навигатор, видимо, сломан: судя по его показаниям, они вообще стоят на месте.
Алей медленно вёл кончиками пальцев по ледяной чешуе змеи. Во рту сохло.
На дороге, там, где к обочинам вновь подступал с двух сторон лес и сгущался туман, медленно прорисовывалась на белом тёмная человеческая фигура.
— Эй! — закричал мужик, когда машина приблизилась. — Эгегей! Стой! Выходи!
Он замахал руками, подскакивая. Корней сбросил скорость, опасаясь сбить голосующего. Май хмыкнул, нехорошо сощуриваясь.
— Что, выйдем? — спросил Летена Корней.
— Почему бы нет, — задумчиво сказал Летен, и машина остановилась.
Мужик подобрал что-то с земли и вразвалочку направился к ним.
Мурашки сбежали у Алея по спине. Встречный был одет в страшное рваньё и обноски, хуже любого бомжа, но он отнюдь не походил на бомжа — начать хотя бы с того, что был совершенно трезв. Двигался он уверенно. В осанке чувствовалось достоинство и сознание своей силы. Высокий и дородный, он зарос бородой так, что та лопатой ложилась на грудь. Пряди длинных вьющихся волос торчали во все стороны, на темени сквозила плешь. В руках бородач на манер копья держал кусок тонкой металлической трубы.
Летен сощурился — точно так же, как Май.
— Доставай, — непонятно велел он.
Май мгновенно скособочился и в следующий миг уже сидел с автоматом на коленях.
Алея продрала дрожь.
— Что?.. — едва выговорил он. — Вы…
— Тихо, — не глядя, велел ему Летен.
— Выходи из машины! — крикнул мужик.
— Зачем это? — недружелюбно поинтересовался Корней.
— Я велю — выходи!
— Ты кто, председатель колхоза?
— Да! — с хохотком ответил бородач. — Имени Красного знамени. Выходи, говорю.
Никто не шелохнулся. Алей впился ногтями в ладони: его душил ужас. Он не мог бы ответить, кого именно боится — банды оборванцев или всё-таки братвы Воронова. Больше всего он боялся, что кого-нибудь сейчас убьют. Всё равно кого. Думать он мог только об одном: раз Вася сказал, что звонил ему на следующей неделе, значит, на следующей неделе он будет дома и целый.
Точно из ниоткуда рядом с бородачом возникло ещё пять человек. До сих пор они лежали, укрывшись в зелени посевов, на поле. Все были… вооружены? По сравнению с Маевым «калашом» арматура и обрезки труб выглядели нелепо, но хозяева их, сутулые и угрюмые, смотрелись куда как серьёзно.
И страшно.
Крайний слева был одноглаз. Глазница заросла мясом — багровым бугром, из которого торчала щетина бесформенной брови. У другого синей шишкой торчал изуродованный нос. Щёку третьего пробуравил широкий шрам. Не найти здесь было ни одного привычного лица, пусть даже испитого лица алкоголика из выморочной деревни. На всех наложили свою печать странные болезни и уродства. Все были бородаты, одеты в рваньё — и трезвы.
Корней посерьёзнел.
— Вы партизаны, что ли? — сказал он. — Так война давно кончилась, мужики. Хорош, пустите, по делу едем.
— И я говорю — хорош, — откликнулся «председатель». — Вылазь из машины. Машина моя будет. А вам всем дело найдём. Избы, баб найдём. Всё хорошо будет. Ты где бензина столько взял?
— На заправке.
«Председатель» укоризненно покачал головой, явно не веря, и едва заметно повёл в воздухе концом своей железяки.
Пятеро двинулись вперёд. Цепенея от ужаса, Алей медленно перевёл взгляд на Летена — и задохнулся.
Так не могло быть. Никто не мог относиться к происходящему — так. Это было неправильно, неестественно. Не по-человечески.