Дух захватывало. Иней тихо ахнул. Ясень поглядел на сына и довольно засмеялся, как будто Электричка была его собственной.
А потом вдруг набрал в грудь воздуха и заорал благим матом.
— Ген-надь-ич! — орал Ясень. — Семё-он!
— Чего-о-о? — донесло эхо.
— Помо-ги!
— Чего надо-о-о?
— Помоги пацана на поезд подсадить!
Мгновение эхо размышляло. Потом ответило:
— Я в пер-вом ва-го-не! А ты дальше цепля-айсь!
— Понял тебя!
Иней уставился на папу почти испуганно. «Кто это?» — одними губами спросил он.
Поезд приближался.
— Это друг мой, — торопливо объяснил Ясень. — Самолучший друг, я с ним в разведку всегда готов. Он на лешего похож, но ты его не бойся. Он добрый.
Иней нахмурился. Отчего-то его пугал неведомый человек, разъезжающий на Нефритовой Электричке. Но раз папа готов с ним в разведку, значит, бояться не надо…
Электричка была уже совсем рядом. Издалека она в своём волшебном мерцании казалась игрушечной, но теперь стало видно, насколько она большая. Ничуть не меньше обычной. Даже больше. Она шла очень медленно — ей предстояло миновать второй крутой поворот. Ветви деревьев скользили по её бокам и по стёклам; казалось, что от их касаний Электричка чуть слышно позванивает, как хрустальная. «Чу-чух-ффф!.. Чу-чух-ффф…» — стучали её колёса, и вздыхало что-то внутри неё. Иней вдруг подумал, что Электричка живая. Отчего-то он решил, что она похожа на лошадь, на смирную добрую кобылу… Папа обещал, что учиться ездить Иней будет на такой…
Дверь первого вагона открылась, и в проём высунулась голова.
Иней сжался. Сердце трепыхнулось в животе.
Это был бомж.
Старый, испитый, до самых колен заросший бородой бомж. Он покрепче ухватился за поручни, крякнул, хекнул, протянул узловатую руку — не руку, а лапу, корягу, всю в расплывшихся синих татуировках. Иней весь застыл внутри от ужаса и чувства протеста. Бомж пугал его. Наверняка от него плохо пахло, к тому же Иней боялся пьяных. Но было уже поздно. Поезд поравнял с ними, Папа подкинул Инея в воздух, и старый дед крепко ухватил мальчика — тютелька-в-тютельку, как мячик.
Руки у него были — крюки.
Инея затрясло.
Нефритовая Электричка начинала набирать ход, Инея держал за курточку жуткий чужой старик, а папа быстро оставался позади.
— Не бойся! — гаркнул Ясень. — Я щас!
Иней увидел, что отец на ходу прыгает на подножку. Он запрыгнул — и как камень свалился с Инеевой души. Иней осторожно поглядел на старого бомжа и вежливо пролепетал:
— Здравствуйте…
Первый вагон Нефритовой Электрички оказался плацкартным. Изнутри он был такой же красивый, как снаружи. Светлые стены будто дышали, их словно вырезали из мрамора или белых агатов, и в дымчатой глубине тёплого камня плыли задумчивые облака. Рамы окон искристо золотились. Скобки на сиденьях блестели серебром, а обтянуты сидения были синим бархатом. Не поезд — волшебный дворец… Иней уже поверил в то, что он и правда волшебный.
— Эх, Яська, — добродушно пробасил дядя Сёма, — как тебя по-вашему, по матушке-то?
Ясень хохотнул.
— По матушке посылают. А по матичке я Лазурин.
— Вот оно как… — раздумчиво протянул Семён. — Дела… А ты, значит, Иней Ясеневич?
— Я Веселин, — поправил Иней и улыбнулся.
…И вовсе дядя Сёма был не страшный и не бомж. Иней сам себя стеснялся, вспоминая, как испугался его поначалу.
Дядя Сёма ехал в поезде один. Он выбрал себе место посередине вагона, узкий столик застелил старой газетой, на газете разложил хлеб и колбасу. У окошка стояла полупустая бутылка водки и банка с солёными огурцами. А напротив, на боковом сиденье, вальяжно развалились два больших холщовых мешка — в них дозревали жёлтые, побитые, кисловатые яблоки, которые одуряюще вкусно пахли, словно уже чувствовали себя вареньем.
Дядю Сёму звали Семён Геннадьич Пархоменко. Иней никак не мог уразуметь, зачем он «Геннадьич». Имя «Семён» он сам произвёл от слова «семена» и дознался, что по матичке дядя Верин. Это было понятно. Но папа упорно называл дядю Сёму Геннадьичем, а тот, похохатывая, время от времени пытался выговорить языколомное папино «отчество» — Бат-Эрденевич…
— Пирожки-то я подъел, — опечалился дядя Сёма, — в самый бы раз мальца пирожками покормить.
— Ничего, — невнятно пробурчал Иней. Он вгрызался в бутерброд с колбасой. — Вкусный бутерброд.
— Хороший у тебя парень, — сказал дядя Сёма Ясеню.
— А то ж! — фыркнул тот. — Конечно, хороший. А старшему моему, Алику, двадцатник уже.
— Совсем взрослый.
— Из наших, — непонятно сказал Ясень. — Уже вырвался. В меня пошёл.
— Это хорошо, — одобрил дядя Сёма.
Ясень покосился на сына, который таращил глаза из-за щедрого бутерброда, улыбнулся ему с гордостью. Иней осмелел, прожевал кусок и спросил:
— Пап, а куда Электричка едет?
Но ответил ему дядя Сёма:
— К морю, сынок, к морю.
«Вот как», — подумал Иней. Он вспомнил папино обещание и сказал:
— А мы поедем к морю?
— Поедем обязательно, — кивнул папа. — Только не сейчас. Сейчас не получится. — И он добавил тише: — Не так-то это просто, доехать к морю. Геннадьич чёрт-те сколько времени уже едет. А, Геннадьич?
— Тридцать лет еду, — подтвердил тот.
Иней поразился. «За тридцать лет вроде можно всю Землю кругом объехать, и не один раз, — подумал он. — А до любого моря несколько дней на поезде или несколько часов самолётом. Может, это другое море? Волшебное? К которому идут только волшебные поезда?.. Но почему так долго?»